Это слово было частой темой моих размышлений. Изготавливая свою первую детскую книжку - это было летом, на Украине, за полированным столом, около окна - я помню скрип калитки в тот момент - я подумала: "как сложится моя жизнь". Синяя тетрадка была закрыта, куда надо приделана китайская наклейка. ЖЖЖЖасмин цвел и мылился в руках. Жизнь вовсю начиналась.

Первый класс. Красной краской разлитое солнце в окне школы. Диктант. Я не пишу. Между веток деревьев разливается все больше крови. Сколько я буду летать во сне по этому небу и предполагать: как всё будет?

Багратионовская. Надо только дождаться, они должны быть здесь, я ч-у-в-с-т-в-у-ю. Ага, вот первые. И я иду за ними, дождь, самиздатские кассеты, парк, Горбушка, Забриски. Сколько? Давайте. Кассета подписана шариковой ручкой. Отлично. Что со мной будет дальше?

Мой народ. Я начинаю чувствовать мой народ в тот момент, когда хиппи с синими цветами в руках просачиваются из-за моей спины на Эгле, обступают меня и защищают от ментов и их стукачей, у которых ножи и еще хуй знает что. Народ улыбается и суки отступают. Я сминаю в руке список со 160 подписями и ухожу. Мы победили. Что дальше?

Переход около киевского вокзла. Отличная песня: "Всегда быть рядом не могут люди"... Умка... Умка пробегает мимо и говорит, что развод - главное событие в жизни женщины. Ага. - Что же еще им надо, эти мужикам? - работник ЗАГСа протягивает мне мою копию свидетельства. Что теперь? Полгода тишины и потом банка мягкого корректора. Это очевидно.

Куда идет эта дорога? Попробую еще раз вернуться. Может, надо идти вниз, горы всё-таки? Ясно только одно - надо снять чертовы ботинки и сбросить половину груза в кювет. Как хочется пить, есть, спать, курить и умереть. Что будет дальше?

Страницы стираются. Записка начинается со слова Инсомния. Время 17 с чем-то. В записке еще 4 слова и одна запятая. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Что будет дальше? Море лжи. Море это будет больше и холодней, чем Белое. Изматывающая боль. Врач. Красные бинты. Дальше не надо. Пожалуйста. Дальше - не надо.

Я сижу около реки на парапете. Прямо напротив театра Стаса Намина. И напротив дома Пушкиной. И около моста, про который писал Чешир. И я не сдвинусь с этого места. Потому что мне всё уже ясно. Это - норма. Постоянное желание смерти - это норма. Как и невостребованность любви. Так что я бросаю фиолетовый каменный шар в воду. Как и тот, что бросила 10 лет назад около Горлума. И я больше не жду. И не ищу. И не предполагаю. Это - обратная перспектива иконы. Всё уже было.