С лимонной долькой южнополушарной,
похожей на миниатюрный нож,
на пальмовом полуночном ветру
сидишь в пижаме.
Живёшь, преодолев законы жанра.
Или, согласно с ними, не живёшь.
Порыв, необъяснимый поутру,
здесь всё решает.
Поменяешь страну,
опрокинешь луну
без усилий особенных,
без рычагов и соломинок,
без спасительных скал,
двусторонних зеркал.
Ничего никому.
Уплыл во тьму и пропал.
Паром соединяет Бар и Бари,
берёт не больше пёрышка за раз.
И две равновеликие страны
разбиты морем.
Синопсис, облегченный комментарий.
Вселенной нужен только пересказ.
Что две равноударных - это мы,
никто не спорит.
все входили в транс как желал дракон
(раз блестит наверное храм)
исполнять приказ загонять в вагон
счёт вести золотым зубам
выездные тройки расстрельный крик
а потом всё наоборот
и однажды умер страшный старик
уничтожив целый народ
и один потом на огромный зал
пел (не снилось и соловью)
мол всего лишь цифры в графу писал
и кормил большую семью
что поделать выли жена и мать
бил других железным прутом
и поскольку выгодно было врать
не виновен стало быть в том
избежать хотел повседневных дел
развлекался пел за мяско
мертвецов не ел ну а если ел
не касался крупных кусков
и кричал еще из последних сил
что солдат мол не виноват
кто стране служил и страну любил
тот не враг не зверь и не кат
глупо было бы самому пропасть
ни за грош а зал был пустой
и дракон лежал и сияла власть
неземной своей красотой
Д.Б.
Какой был шанс прославиться, увековечить прах,
в огромной усыпальнице лежать в шести гробах.
Звонил бы главный колокол, едва ты помер лишь,
сто лет склонял бы голову отеческий Париж.
Как было всё отлажено: труба, война, террор.
Травили всех и каждого, кто вылез за забор.
Лихие девяностые впечатывали стиль,
взбираясь под норд-остами на солсберецкий шпиль.
Легли огромной армией на чёрном берегу,
венец самодержавия накинув на бегу.
Блистал огнём и золотом твой безупречный план,
но в памяти народа ты остался как тиран.
По сказочной теории дороги только три.
И пишется история не теми, кто внутри.
Сюжетность ограничена и формула честна.
Есть роли обезличенных и первые места.
Вот хор для первоклассников, бессовестных овец.
Три главные вакансии: тиран, герой, певец.
Помимо же сценария над камерой гремят
законы серпентария: кто травит - тот змея.
Повязаны, зашорены родные упыри.
Не Средиземноморие, попробуй не помри.
И вот за что, единственно, родная топит гать:
хранитель высшей истины не должен пострадать.
Расписаны понятия, держись же берегов.
герои для распятия, поэты для стихов.
Секи себе подвластного, готового на ложь.
Молчащего наказывай, поющего не трожь.
Храни певца опального. Когда поэт убит,
триумфа гениального никто не сочинит.
Для этого помечено, где беспредела край.
Того, кто дружит с вечностью, собакам не давай.
Кого бы страшной злобой ты не изводил, не ел,
а чижика попробовал - невидящий прозрел.
Убитые за песенки восстали в тот же миг
и станцевали весело на косточках твоих.
Измерили, расставили по правильным местам.
В непогребённом штабеле смеялся Мандельштам.
Теперь тебе не справиться, теперь не устоять.
Всё зло тебе помянется и обратится вспять.
Кричат и чернокнижники, прислужники твои:
Зачем ты скушал чижика, поэта отравил?
Уже оправу выковал финала славных дел.
И чижика великого беспомощностью съел.
ужалили тебя зажали центоны меньшего вреда
добро опять не побеждает не побеждало никогда
сияет линия героя миллисекунда торжества
гербарий совести спокойной и утро с чистого листа
забавно горестно досадно близка кровавая печать
рассада и родное стадо сажать дешевле и мычать
и не положены проклятья поскольку смысла нету в них
король в своём прозрачном платье и так уродливый старик
мерзавец сам себя накажет и о свою споткнётся ложь
ведь если собственность не кража где совесть собственно возьмешь
судьбы игрушка корм дракона в раздатке кукол ростовых
он шарлатанскую корону уже не снимет с головы
найдёт для вечного забвенья поля существенных причин
его победы-пораженья мы ни за что не отличим
и сам себе подставит ножку сам захлебнется во вражде
зачем же тратить силы можно заняться делом поважней
кто жаждет бегать в стае сучьей кругла земля сырая мать
и иногда гораздо лучше сильней приличней проиграть
напрасно пушки заряжали и освящали парапет
добро совсем не побеждает и не планирует побед
истина (мор-бэкстейдж, волна седьмая чумы)
прозрачная обречённая у бездонного водостока
делает шаг в сторону от перспективной тьмы
открывает тёплый вагончик наливает стакан сока
свайпит смотрит ситкомы подписывает контракт
соглашаясь с ущербным графиком преступлений идёт обратно
живёт на границе смерти являя собой артефакт
в драматической ситуации главный конец цитаты
любой проходящий дождь или же безупречный хам
предлагают её столкнуть в пропасть герой не медли
ориентируясь по непереведённым часам
не пропусти переход переворот понедельник
сквозь высокомерную хтонь и высоковольтную сеть
в сравнении с предстоящим тебе это сделать не трудно
осталось всего ничего дальнейшее подвиг и смерть
в сценарии роль твоя обозначена посекундно
в огне войны не тонуть в воде вранья не гореть
правила не менять вопреки уликам подмётным
вот для чего тебе в последней самой игре
нужна прозрачная истина доступная только мёртвым
А.Н
и что с того что пушкинская белка
грызёт орех
тебя не удивить свидетель века
ты помнишь всех
внимательным чарующим бездонным
твоим глазам
все спутники волшебные знакомы
и тех кто устанавливал законы
ты знаешь сам
покорный многостопному порядку
размерных слов
прошедшие записывал в тетрадку
ты был готов
на острове чужой литературы
иной земли
оставить невозможные фигуры
но не нули
жилец многоэтажных книжных башен
сейчас и здесь
отметится вернётся и расскажет
что ангел наблюдающий за каждым
и правда есть свидетель жизни нашей
и правда есть
